Мир стал намного меньше. Нам доступны сказки всех народов мира одновременно, новые произведения переводятся на все основные языки в год своего издания, а мультипликация доносит до маленького телезрителя все новый контент с начинкой из образов и новых паттернов поведения. Не получится ли так, что героями детства для современных малышей станут не колобок с Иван-царевичем, а Смешарики, Лунтик, Спанч-боб и Трансформеры?
Статья для международного сказочного форума в Москве Идеей для этого исследования послужила своеобразная игра, которую в качестве приза выдают работники Санкт-Петербургского театра «Сказкин дом» под названием: «Сказочный ерундопель». Ее основным смыслом является интерпретация игроков архаизмов, используемых в сказках. Спросите детей, знают ли они что такое верша, армяк, зыбка, квочка, кокошник или овин? Вы услышите много забавного и интересного. Порой городским детям приходится объяснять элементарные вещи – зачем держать домашних животных, для чего нашим бабушкам нужна была прялка и веретено. Зато они прекрасно знают что такое бакуганы и омнитрикс. Не получится ли так, что новое поколение растет на совершенно другом культурном контексте? Осталось ли место для классической русской сказки?
Еще один хороший вопрос – это влияние новых персонажей на формирование паттернов поведения. Изменят ли мультипликационные герои восприятие мира? И действительно ли есть разница между тем, какие именно сказки запоминают дети, и тем, какое восприятие мира у них формируется в результате? Специалисты Рижской школы сказкотерапии провели кросс-культурное исследование, участниками которого стали латыши и русские, чтобы сравнить, как сказки детства повлияли на формирование самоотношения, защитных механизмов и копинг-стратегий, сформированных в итоге у людей разных национальностей.
Оказалось, что глобализация началась намного раньше, и основными сказками, которые взрослые называют «Любимыми сказками детства» являются вовсе не самобытные произведения того или иного народа, а авторские сказки Шарля Перо, Ганса Христиана Андерсона и Астрид Линдгрен. Народные сказки в процентном соотношении упоминались менее, чем в 10%. Однако, что интересно, люди разных народов читают одну и ту же Золушку совершенно по разному. В сказках русских респондентов чаще встречается тема несправедливости, в латышских тема борьбы с собственными негативными качествами. Любимые сказочные герои русских борются с трудностями при помощи принятия ответственности, планирования решения проблемы и самоконтроля. Любимые сказочные герои латышей скорее склонны к поиску социальной поддержки и избеганию.
Так, например, одна из респонденток русской группы охарактеризовала Золушку, как бесхарактерную личность, которую спасло только чудо: «Она позволяла мачехе измываться над собой, ни разу не предъявила претензий отцу в том, что он был согласен с эмоциональным насилием в семье. Но, как это часто бывает, все решила встреча с нужным человеком. Фея ее преобразила и фактически вручила принцу в руки и девочку спасло удачное замужество. Все, как и в наши времена». Схожее мнение высказало две трети опрошенных русской группы. В это же время латышские респонденты оценивали ситуацию совершенно по другому. «Самое важное в Золушке – ее трудолюбивость и покладистый характер. Несмотря на все испытания она так и не озлобилась на мир и всегда верила в чудо, но и это ее бы не спасло, если бы нее чистая душа и смирение».
Большинство участников русской группы описали главного героя любимой сказки детства как персонажа, склонного к проявлению самоуверенности в ситуациях жизненных трудностей, а латыши – как о заботливых и способных к планированию в принятии решений.
Разница есть и в том, как две группы описывали образ «Я» главного героя. Например, у латышей он в большей степени стремится к развитию и в сравнении с русской группой. Также у латышей в процентном соотношении значимо выражен собственный образ «Я»-терпеливость, что значит, что латыши в представлении о себе более терпеливы в сравнении с русскими. Зато русские оценивают героев сказки, как рискованных, сильных, спонтанных и энергичных. Такими же по результатом опросника Лазаурса, Плутчика и Пантелеева они видят и себя. Если русские в случае недовольства собой склонны к конфронтации, то латыши – к развитию.
Как показало исследование русские участники исследования более конфликтны в отношении самих себя и склонны к тревожно-депрессивным состояниям, более склонны сомневаться в себе, чем латыши. Участники исследования в латышской группе более склонны быть закрытыми и не делятся важной информацией о себе с другими. Также латыши более склонны, чем русские полагать, что их личность, характер и деятельность вызывают уважение, симпатию, одобрение и понимание. И у латышей, вероятно, «Я»-концепция более ригидна, что значит, что они менее меняются на фоне общего положительного отношения к себе. И все эти параметры проявлялись в трактовке любимых сказок детства, что показывает на высокую диагностическую возможность такого инструмента как рассказ о любимой сказке детства и его главном герое.
“Я помню не столько сказки, которые мне читала мама, сколько само ощущение близости и какого-то таинства. Мы садились вечером в обнимку, включали ночник, от чего комната становилась какой-то таинственной и мама что-то мне читала, а я разглядывал красивые картинки», – рассказывает один из участников исследования.
Таким образом, можно сказать, что значимым является не столько сам текст сказки и поведение главного героя, сколько та интерпритация, которая следует за прочтением или просмотром сказки со стороны значимого взрослого. Именно разговор о герое, примеры его поведения в повседневной жизни, последующая игра с использованием тех или иных персонажей закладывает оценку, восприятие и те копинг-стратегии, которые будет перенимать ребенок.
«Меня всегда удивляло, как бабушка умеет объяснять, про что была сказка. Я был единственным мальчиком в детском саду, который мог объяснить смысл сказки «Курочки Рябы» и рассказать от чего плакали дед и баба, когда разбилось яйцо, которое они так долго колотили», — подытожил респондент важность контакта ребенка и родителей.
Все это говорит о той значимости, которую придают сказочным персонажам взрослые, проговаривая увиденное и услышанное, поэтому куда более значительным будет не столько потребляемый контент, сколько время уделенное ребенку для того, чтобы помочь ему в восприятии и интерпретации сказки, сколь древней или современной она бы не была. Почему герои сделали именно такой вывод из создавшейся ситуации? Как они ее решали? Успешна ли была выбранная героями стратегия или нет?
В конце концов, «Сказочный ерундопель» о котором упоминалось в начале статьи может обыграть и в современной тематике. Попробуйте сами предположить, что такое драканоид, красти-крабс, Пикачу или Вилгакс и рассказать об этом своим детям. Возможно они тоже будут очень удивлены тому, что вы не понимаете элементарных вещей.