Вы думаете, что ему 5-7 лет и он уже не верит ни в деда мороза, ни в волшебство? Как бы не так. Попробуем проверить. Наш опыт легко провести в домашних условиях. Сделаем так, чтобы сначала ребенок встретился с необычным, волшебным явлением в сфере словесного описания, а затем – в реальной жизненной ситуации. Расскажем ребенку сказку “Волшебная шкатулка”. Суть ее вкратце такова: один из папиных знакомых дарит девочке Маше шкатулку, которая может превращать картинки с нарисованными на них предметами в сами предметы; стоит заложить картинку в шкатулочку и громко (иначе шкатулочка не услышит) сказать “волшебные” слова: “Альфа, бета, гамма”, и в шкатулочке вместо рисунка появится настоящий предмет. Знакомый снабдил Машу маленькими картинками с нарисованными на них предметами (золотое колечко, красивая брошь, авторучка, зажигалка, паук и оса). Вначале девочка не поверила в возможность такого волшебства, но однажды, попробовав, убедилась в волшебных свойствах шкатулки.

А теперь спросим малыша: почему шкатулка превращает картинки в предметы? Может ли такое быть в жизни? Может ли, например, портрет человека превратиться в самого человека? Обычные дошкольники 4-7 лет дают похожие ответы: шкатулка превращает предметы, потому что она волшебная, но в жизни такого быть не может. В сказке, мультфильме, игре – пожалуйста, в реальной жизни – нет. Почему? Да потому что в жизни волшебства не бывает, никакая шкатулка не может слышать обращенную к ней речь и подчиняться одной лишь мысли и желанию человека.

Продолжим наш опыт. Через 2-3 дня предложим малышу красивую шкатулку, приложим к ней рисунки с упомянутыми предметами и как бы невзначай выскажем предположение: “Может быть, это и есть та самая шкатулка из сказки?” Покажем ребенку и настоящие предметы: колечко, брошь, зажигалку: “Смотри, может быть, все это мне сделала волшебная шкатулка?” Конечно, ребенок нам не поверит, скептически улыбнется… но не будем спешить. Оставим его наедине с картинками и шкатулкой, а сами под благовидным предлогом выйдем из комнаты.

Что будет делать ребенок? Специальные опыты показали: большинство дошкольников в такой ситуации немедленно начинают “волшебные” манипуляции; они быстро закладывают в шкатулку один рисунок за другим (кроме, конечно, паука и осы), произносят магические слова, да еще делают пассы руками – как заправские волшебники. Не увидев эффекта, ребенок удивлен: “Не превратилось?” “Опять картинка!” – с досадой восклицает он. Лишь немногие дети 4-8 лет осваивали незнакомый предмет “рациональным” способом, так, как это делал бы взрослый человек: крутили его, смотрели картинки, раскладывали из них “пасьянс”, но не пробовали “превращать”.

Муравей и термиты

Солнечным утром муравей проснулся в отличном настроении. Он застелил свою постельку листом подорожника и сошел из своей башенки на поляну, спустившись по тридцати трем ступенькам. Впереди был целый день, а под огромными листьями лопуха его ожидали сотни веточек. И не просто так они его там ожидали! Муравейчик еще в начале лета задумал построить огромную детскую площадку для всех маленьких насекомых, живших в окрестности. Долго чертил планы, советовался со всеми насекомыми и заручился поддержкой каждого обитателя поляны. Continue reading →

Откуда беруться детские страхи?

Или глава о том, где искать источник для Вашей «умной» сказки

Дети боятся громких и резких звуков, особенно внезапных, боятся быть неожиданно разбуженными, боятся, если кто-нибудь неслышно подкрадывается сзади. В принципе, эти страхи легко объяснить врожденным инстинктом самосохранения. Но как быть с другими страхами?

Дети могут увидеть страшное в самом невинном предмете и испугаться чего угодно. Причем многие страхи кажутся ни с чем не связанными и ничем не объяснимыми. Например, одна девочка ужасно боялась не только жуков и пауков, но и красивых бабочек и стрекоз. Спрашивается, почему? “А у них ножек много…” Очень логично, правда? Есть дети, которые боятся клоунов, поскольку те “прячут свое лицо”. 

В одном детском саду был испорчен новогодний праздник, потому что младшая группа дружно перепугалась, увидев долгожданного Деда Мороза. На эту роль пригласили профессионала, и все было бы хорошо, но… артист оказался молодым человеком двухметрового роста, с косой саженью в плечах, да еще и обладателем густого баса. К тому же и с гримом он “переборщил”. Стоило такому “дедушке” выйти к детям и рявкнуть: “Здравствуйте, детки!”, как дети с плачем кинулись в объятия к родителям. И не успокоились, пока добрейший сказочный персонаж не удалился. Пришлось одному из пап срочно изобразить из себя Деда Мороза и, к неудовольствию супруги, провести вечер на пару с приглашенной Снегурочкой. Детей заверили, что злая Баба Яга, притворившаяся Дедушкой Морозом, больше не вернется, потому что дяденька милиционер посадил ее в тюрьму. Вечер был спасен, но дети еще несколько дней после праздника интересовались, не вернется ли Баба Яга. Итак, откуда берутся страхи? Continue reading →

Драконье сердце

В одном обычном городе, в обычной квартире жил самый обычный мальчик Миша. Единственное, чем он отличался от остальных, это характером. Миша не любил слушаться маму и папу, он кричал, топал ногами и не ел кашу по утрам. Но и это не самое страшное. Самым страшным было то, что мальчик этот любил помучить животных и тех, кто помладше. И вроде он не был жестоким злодеем. Просто каждый раз это происходило само собой. Идет собака смешная на пушистых лапах ему навстречу. Ну как ее не пнуть, чтобы она обратила на него внимание? Ну или построен замок из песка на берегу моря, а он прямо в его середину босой пяткой – шмяк! И полетели в стороны башенки, ракушки и шпили из палочек. Не беда, что девочка плачет – новый построит. Старших он не слушал, в ответ на замечания только язык показывал: «Ме-е-е-е!».

Continue reading →

Идея сказкотерапии в ее общенародном понимании примерно такова: терапевт, зрящий в ядро проблемы, сочиняет сказку, в которой предлагает и/или внушает метафорическое решение этой проблемы.

Я думаю, так почти не бывает.

Это представление во многом возникло из историй о Милтоне Эриксоне и книг его последователей и дешифровщиков. Схема не учитывает пары моментов. Эриксон – гений, и так никто работать не умеет. Плюс книги о нем во многом стерилизованы, а его собственные статьи хорошо показывают, что метафоры были только очень малой – пусть и важной – частью огромной, долгой и многосторонней работы. Большинство же остальных книг вообще сделаны по очень простым принципам: красивые иллюстрации, вырванные из контекста, теории – о том, как строить метафоры- и перепевы. Их похожесть на основоположников и друг на друга меня отталкивает; мне кажется, что выученное сохраняется в том же виде только в одном случае: если человек с этим вживую не работал. То, что пропускаешь через собственную работу, как минимум видоизменяется.

Для меня сказка больше не снайперская винтовка, а оружие массового поражения.

Я думаю, что сказка может быть использована для того, чтобы предложить пациенту, особенно ребенку, способы решения конкретной проблемы. Но это только один из возможных путей ее использования. Вот как я обозначил бы другие пути:

1) Сказка дает великолепный общий язык для взрослого, работающего с ребенком. Обычно они разговаривают на разных языках. При этом двуязычен скорее ребенок, а проблемы с общением есть скорее у взрослого. (Тем более что это взрослый чего-то хочет). Язык сказки их естественно сближает.

2) Сказка более информативна, чем обычная стиснутая речь. Она не видает свои положения за что-то более серьезное, чем символы, метафоры и аналогии. В этом плане сказки, которые сочиняют сами пациенты, дают и материал для анализа, и названия для индивидуально значимых понятий.

3) Сказка способствует пробуждению детских и творческих сил в самом терапевте. Она активизирует то, что я бы назвал -метафорической железой-, понимание и работу на уровне интуиции, архетипов, первого впечатления и т.п.

4) Сказка несет свободу.

Достаточно? Мне – да. По большому счету, я думаю, сказка – это один из инструментов, на которых хороший психотерапевт, как хороший музыкант, должен хоть чуть-чуть уметь играть (скорее барабан, чем фортепиано). И конечно, как всякий инструмент, она может стать любимым и основным.

Что же касается сказки, бьющей в десятку конкретной проблемы, сочинить ее для себя трудно, для других капельку труднее. Дело еще вот в чем. Решение решению рознь. Я бы выделил три вида решений, которые может предложить сказка – и которые вообще могут работать в процессе психотерапии. Это, во-первых, правильные решения, то есть культурально принятые, всеобщие, авторитетные. Во-вторых, это свои решения самого психотерапевта, то есть его собственные способы, которые он успешно – или скорее привычно – использ овал в своей жизни. И в-третьих, этособственные, личные решения самого человека, клиента. Всем этим решениям соответствуют разные стили работы, и все они работают по-разному. Правильные лежат на поверхности, они легче всего в употреблении и, пожалуй, наименее эффективны (человек с ними, скорей всего, уже многократно ознакомлен). Свои решения – это, может быть, и есть самая распространенная форма психотерапии. Их очевидная форма – совет. Замаскированная – большинство приведенных здесь сказок. А собственные решения – это вещь самая ценная, но и самая трудная. Они-то бьют в десятку, но поди их найди. Впрочем, можно, тем более что никто не обязывает делать всю работу наощупь и в одиночку.